У прилавка такая сцена.
Стоит Тётя, гренадершая такая, лет 80-ти, и это именно Тётя.
Выговаривает продавщице. Медленно, чётко, тихо, после каждого слова ставит точку (уж лучше бы наорала, честное слово, лично я готова убить сразу тех, кто со мной так разговаривает, через точки), такая она вся прям ненавидит всех вокруг:
- Я. Ветеран. Труда. И. Хочу. Узнать. Почему. Подорожало. Лекарство. Сколько. Можно. Измываться. Над. Людьми. Вы. Грабите. Народ. Сволочи.
Фармацевт совсем ещё девочка, глаза полные слёз, но плакать нельзя, уходить в подсобку тоже нельзя, и сказать ничего нельзя, потому что эта Тётя говорит чётко и ясно, но безостановочно, автомат Калашникова в рапиде, в общем. Девочка молчит, стоит красная и только голову вскидывает на каждую точку:
- Вы. Не. Знаете. Куда. Я. Могу. Написать. Чтоб. Вас. Всех. Арестовали. И. Закрыли. Вашу. Лавочку.
Минуты три Тётя давила на девочку, пока не подошёл охранник и не спросил, всё ли в порядке.
Стыдно сказать, но я не заступилась за девочку. Потому что если б Тётя стала со мной так говорить, я б ей по башке дала сумкой и купила бы нужное лекарство от мигрени. Так что я просто протянула Тёте свою скидочную карту, она сэкономила свои 15 рублей (Что. Это. Зачем. Буржуи. Вы. За. Эту. Карту. Им. Заплатили. Знак. Вопроса. - Да неважно, возьмите. - Сволочи. Всех. Арестовать. Надо).
Вместе выходим.
На улице стоит старушка Божий Одуванчик (ветер сдует при первом же чихе). Рядом - внушительная сумка на колёсиках.
Одуванчик - Тёте:
- Наталка, что так долго? Заждалась тут, подмёрзла уже.
Тётя волшебным образом моментально сдувается, непостижимо как становится ростом ниже Одуванчика и воркует:
- Ну идём домой, идём, вот так, потихонечку, куда торопиться, смотри, такая погода хорошая...
Уже вечер, я работу работаю, а почему-то не выходит эта сценка из памяти.